И бережно держа, и бешено кружа, ты мог бы провести ее по лезвию ножа. ©
Драбблы =)
Что ты искал?Он ничего не знал об этом городе, ни его истории, ни легенд, что витали среди тёмных грязных улочек, и если бы кто-то решился ему об этом рассказать, то получил бы лишь кривую усмешку. Этот пропахший похотью и кровью город не внушал ничего, кроме презрения, здесь невозможно было довериться кому-либо, не получив при этом пулю в затылок. Здесь убивают наверняка, первый выстрел - в сердце, второй - контрольный. У каждого руки были по локоть в густой жидкости рубинового цвета, от каждого разило тошнотворным металлическим привкусом. Здесь мечты оказывались на свалке разбитых старых вещей, скиданные прежними хозяевами за ненадобностью. Этот городок наводнили реалисты. И он ничего не хотел о нём знать, не хотел вслушиваться в ровные тихие голоса постоянных клиентов в маленькой замызганной закусочной, слушать местные новости, раскрывать газету, на первой полосе которой обязательно будет чьё-то убийство. Его старенький "Мустанг" дожидался у входа, на чёрном матовом крыле зияли неровные контуры дыр в обрамлении оранжево-красной ржавчины, из старых колонок шипя лилась песня, заунывная и тоскливая, отражая жизнь каждого в этом городе. Он ничего не хотел знать об этом месте. Ни его тайн, ни его легенд, ни его историю. Под плотной тканью джинсовой куртки, выцветшей и потёртой, спрятался его верный "Браунинг", заключённый в наплечную кобуру. Стаканчик с остывшим кофе, что сжимали уставшие пальцы, костяшки были содраны в кровь и наспех перемотаны полоской ткани, заменившей бинт. Он взирал на всех исподлобья, встречая и провожая взглядом каждого в этой маленькой, почти пустой закусочной, вдыхая запах подгоревшего масла с кухни. Сейчас было лишь утро. Очередное пасмурное утро, и каждый забегал купить себе дешёвый сэндвич и мерзкий кофе, чтобы по пути на работу испортить и без того поганый день. Он ждал. Минуты тянулись, превращаясь в бесконечно долгую ленту, уходящую в неизвестность, где из глубин рождалось нетерпение, смешанное с раздражением. Рука потянулась под планку куртки и бросила на замызганный столик несколько сложенных купюр. Он не мог больше оставаться здесь. В этом городе не было никаких зацепок того, что он искал, и, поднявшись со стула, накинул на голову капюшон толстовки. Этот город не запомнил его, прохладно встречая случайных бродяг, приходивших сюда в поисках.
- Так что ты искал? - откинувшись на почти опущенную спинку, Майки перебирал пальцами гладкие бока последней пачки сигарет.
Водитель неохотно пожал плечами:
- Что-нибудь.
- Что-нибудь что?
- Что-нибудь.
Тихий рык, нервный, раздражительный, лишь мгновение, а после вновь кривая улыбка тонких губ. Он был молод, был горяч и энергичен, он стремился удовлетворить себя, заполнить пустоту внутри, но так же искал что-нибудь, что могло бы ему помочь. Они были разными, он и водитель, непохожими, с разной верой и взглядами на жизнь. Но оба искали, проматывая сотни километров, оставляя позади города, подобные тому, что недавно покинули. Они нигде не задерживались, расходились как только "Мустанг" останавливался у обочины, и вновь встречались, кидая друг другу скупое: "Не нашёл?". "Нет". И снова пыльная нить дороги через бесконечные поля, выцветшие, безжизненные, давно погибшие. Иногда они спали вместе, просто отдаваясь сиюминутному влечению, возникшей буйности и желанию, грубо, порывисто, вжимаясь в неудобные спинки, цепляясь пальцами за шероховатую потёртую кожу салона. Они оба перестали испытывать утренний стыд, никто не говорил о произошедшем, отвлекая своё внимание на что-то другое, незначительное. Они оба искали то, что может заполнить пустоту внутри каждого, что даст им какое-то подобие счастья, и каждый раз случайно выпускали его из рук, стоило отвести взгляд и упрямо сжать зубы, чтобы не чувствовать тонкую сладковатую боль от пережитого ощущения близости.
Святой- Не спишь?
- Угадал, - я улыбнулся, застыв в полуобороте, всё так же держась за оконный проём, откуда смотрел на постепенно засыпающий город.
Разбудил ли его я или он не мог заснуть так же, как и я, - неизвестно, мы просто стояли в разных концах комнаты и молчали, наслаждаясь тишиной. В редких отсветах фар тени тянулись прямыми чёрными линиями ко мне, затем, будто испугавшись, поворачивали в сторону и медленно ползли к моему другу, но тот, кажется, их не замечал. Он всё так же стоял, подперев плечом шкаф-купе, сложив руки на широкой груди и глядя на меня. И этот взгляд был пронизывающим, неестественным, от чего мне пришлось повести плечами и отвернуться. Смотреть в ночную тьму проще, чем в застывшую тьму сердца, что сжалась внутри моего друга. Конечно, он был святым, безгрешным и чересчур милосердным, но что-то в нём было такое, что пугало меня до дрожи, чего я ему никогда не скажу, и от чего теперь стараюсь держаться подальше. Я первым начал его избегать, его речи о праведной жизни, о доброте и боге вызывали лишь приступ панического гнева и желчь, с которой я выплёвывал свои ответы. Другой бы на месте Свэна давно бы вспылил и послал бы меня, но он продолжал улыбаться и смотреть на меня с той любовью, о которой мечтало... Чёрт возьми, о таком человеке мечтает большинство людей нашей маленькой планеты, а он достался мне. Но тьма внутри него меня пугала. Мы более не прикасались друг к другу, стоило ему протянуть ко мне руку, как я шарахался подобно взбесившемуся зверю в сторону, затравлено глядя ему в глаза. Он хотел понять в чём причина, старался помочь мне, просил, даже почти умолял. Но я говорил что всё хорошо, это просто временно.
И как ожидалось, со временем мы разошлись. По комнатам. Разным спальням, где каждый сидит в своём одиночестве. И это длится уже больше полугода. Больше полугода у меня не было с ним ничего, кроме коротких фраз за кухонным столом, когда мы оба собираемся на работу. А секс? Я бывало еду домой по злачным улочкам нашего города, останавливаюсь у понравившегося мальчишки, и тот без лишних вопросов садится рядом со мной, и мы отъезжаем, бывает в дешёвые съемные комнаты, а иногда, если мне вовсе не хочется долго торчать за этим делом, находим укромный закуток и занимаемся любовью прямо в салоне моего "Форда". А затем я возвращаюсь в нашу со Свэном квартиру, снимаю ботинки, и стараясь не шуметь, прохожу мимо его комнаты, где он спит, так и не дождавшись меня. Я замираю, смотрю на его спину в свете луны, и понимаю, насколько же я грязный рядом с ним. И это так же отталкивает меня. В какой-то момент мне не хватает его веры в людей, и я понимаю, что это одна их причин, почему мы стали любовниками.
- Знаешь, ты меня в первые месяцы просто бесил. Чертовски, - позволяю себе улыбку, эти воспоминания скорее грели, чем заставляли стыдиться.
- Ты о том, как пытался избавиться от меня? Называл назойливым сукиным сыном...
- А ты смотрел на меня печальными глазами, продолжая встречать с работы. Как сталкер какой-то.
- Хотя бы не коллекционировал твои стаканчики из-под кофе, как это было с воздыхателем Анны.
И мы смеёмся, в голос, чувствуя вновь привычную лёгкость, которой и покорил меня Свэн. С ним было легко, даже ругаться, он никогда не кричал в ответ, лишь молча выслушивал, а потом обнимал и не выпускал, покуда я не выдохнусь. Он был идеален, умел готовить и каждое утро меня ждал чудеснейший завтрак, даже после нашего этакого расставания он продолжал баловать меня. Он замечательный любовник, умеющий быть как покорным, так и проявить характер, с никогда не было скучно, единственное, что меня раздражало, так это смущение, когда мне хотелось взять его в общественном месте. О таком мечтают многие, этакий принц, правда без белого коня.
- Марк, - я не успел заметить как он подошёл ко мне, лишь вздёрнул голову и встретился с его уже до боли знакомым печальным взглядом, его голова склонена, а ладони легли на мои плечи. Он хотел быть снова рядом, как это обычно бывало. И я бы поддался на это, чтобы вновь ощутить его тепло в полной мере. - я люблю тебя.
- Я тебя тоже.
Но та тьма, плескавшаяся в глубине его зрачков, пугала меня и отталкивала.
Я любил егоОн был молчалив. Высокий, плечистый, вечно с угрюмым выражением лица, где между широких мазков чёрных бровей закралась морщинка. Его руки - руки убийцы, испачканные в оружейной смазке и пропахшие порохом и кровью, въевшиеся в кожу. В этом нет ничего удивительного, только кошмары его перестали тревожить, как и улыбка. Он видел смерть. Как чужих, так и близких, он был на грани, в мутном осознании конца своей жизни, но выживал. Царапал землю онемевшими пальцами и выкарабкивался. Вновь и вновь. Он был тем, кем должен быть. Возможно, не возьми в руки "Беретту", он бы стал превосходным инженером или непревзойдённым актёром, мог бы стать замечательным хирургом или музыкантом, ведь как он любовно перебирает мозолистыми подушечками пальцев стальные струны гитары. Но он выбрал то, чем добывает свой хлеб, не самый правильный, не самый честный, не самый простой.
За что можно было его полюбить? За глубокий тихий голос, когда он нашёптывал что-то на моё ухо, обжигая горячим дыханием тонкую кожу. За, пусть на первый взгляд, грубые ладони, шероховатые и мозолистые, они оглаживают изгиб спины и бедра, сжимают его в миг острого желания. За силу и надёжность, что чувствовалось, когда я всматривался в широкую мощную спину. Я любил его за то, каким он был человеком. Мне плевать кого он убивал и приносило ли ему это удовольствие, скорее всего нет, это было видно в его выцветших голубых глазах, смотрящих на мир с некой болью. Всегда спокойный, собранный, молчаливый. Он не понимал шуток, которые так часто проскальзывали у меня при разговоре. Его можно было смутить, и он верил мне на слово, потому что знал - я его не предам. Этот первоклассный убийца, лучший из немногих, что достигли своей славы, был опытным хищником, выходящим на охоту с одной-единственной целью. Казалось, что его невозможно было застать врасплох, он вечно наготове, вечно всматривался в шумящую толпу, словно искал кого-то. Его цепкий взгляд прожигал душу.
Безупречный. Совершенный. Неумолимый.
Я любил его. Впервые я смог проникнуться к кому-то так сильно, что теперь прихожу на могилу и рассказываю как провёл свой день. Он любил слушать, сидя возле меня и обнимая одной рукой за плечи. Ему нужно было не моё тело, а чувства, которые я ему подарил. Как эти две лилии, лежащие на влажной земле перед серым намокшим гранитом. Шёпот мелкого дождя стучал по раскрытому чёрному зонту, каплями скатывался вниз, застывая на краях. Даже небо не переставало оплакивать его, так же как и я сам. Под боком, в наплечной кобуре была любимая "Беретта", та самая, которую я забрал у него после того, как закончил своё задание.
- Ты знаешь, охота на тебя - лучшее, что было из моих поручений, - прощальная улыбка, доля печали и налёта ушедшей романтики. В моей памяти лишь лучшие воспоминания о нём. О нас. - Возможно, скоро свидимся, Дик.
Я любил его. Любил за то, что он пусть и на краткий миг, но подарил смысл жить.
ПисьмоМне стоило бы научиться нежности. Стать надёжным, сильным, внимательным. И, конечно же, заботливым. Мне следовало бы изменить себя, стать лучше, возвышеннее, обрести крылья, которые ты мне даровал. Но я остался на земле, прижатый обычными днями, монотонными путями, повторяющимися из утра в вечер и наоборот. Мы привыкли быть вместе, потому что это длится так давно. Мы привыкли видеть друг друга просыпаясь и чувствовать горячую кожу во время объятий. И оно настоящее, реальное, отнюдь не выдуманное на листе бумаги, на котором подростки пишут свои несбывшиеся фантазии. Я ощущаю твоё дыхание, что щекочет за ухом, когда я отвлекаюсь и поворачиваюсь к тебе спиной. Чувствую руки, сплетающиеся пальцы, что заключают меня в кольцо объятий, нежных и трепетных. Потёртое золотое обручальное кольцо - недействующий в законе брак, но важная вещь для нас двоих. Внутри твоего - гравировка, сменившая неаккуратные царапины, что ты сделал сразу после покупки. Мы становимся старше, становимся мудрее, опытнее, и ближе друг к другу. Ты чувствуешь, как бьётся моё сердце? Как оно стучит в отсутствии тебя, где-то за несколько тысяч километров, когда я вынужден уехать? Как разрывается от...
- Бред, - Стив нервно дернёл губой, отшвыривая от себя ручку. - И зачем я только это затеял?
- Затеял что? - раздалось с кухни.
- Не важно.
Джо лишь пожал плечами, стягивая за один конец белоснежное полотенце, на котором была маленькая кайма бахромы, улыбнулся, словно резкие слова, брошенные ему, были простой шуткой, и скрылся на кухне. Он был супругом Стивена более десяти лет, ещё пять они жили как любовники, и за эти годы успел притерпеться к непростому характеру своего возлюбленного. Вспыльчивый, громогласный, наполненный энергией, офицер полиции Стив Стивенс не был мастером высокого слова, не был он и сдержанным джентльменом, всякий раз жаля точно в сердце. Но Джошуа любил его таким, какой он есть, без купюр, масок, притворства. Даже остроты, которые срывались с губ любимого, больше не жгли душу, сея обиду и сомнения. Пятнадцать лет хватило для того, чтобы приоткрыть завесу и заглянуть в самую душу Стивена.
- Завтра ужин у миссис Престон. Она сказала, что мы обязательно должны прийти.
- Я отпрошусь у Уилла, - Стив даже когда ел неосознанно хмурился, глядя на тарелку перед собой. Всегда собранный, серьёзный, казалось, что он никогда не улыбается, но Джо знал его не только таким, оттого наблюдал за мужем, слегка склонив голову вбок. - Ничего не обещаю. Сейчас самый завал. Все с ума посходили.
- Всё так плохо?
- Помнишь Роджера. Такой, полноватый. У него ещё усы щёточкой. Ну, он к нам приезжал на Рождество, поздравлял. Помнишь? Его подстрелили на той неделе, - Стивен вздохнул, посмотрел на недоеденный суп, и отодвинул от себя тарелку. - Говорят, выкарабкается. Как найду этого ублюдка, я...
- Стив.
- Да, завтра у миссис Престон. Я помню.
Он тяжело поднялся, тихо пожелал спокойной ночи, и направился в спальню, куда Джо придёт позже, когда закончит все дела на кухне, ляжет рядом со своим супругом, чувствуя его сильную широкую спину, и обнимет, чтобы до самого утра не отпустить. Каждый раз, когда Стивен уходил на службу, Джошуа боялся, волнуясь за него, нервно покручивая потёртое золотое кольцо на безымянном пальце, и ждал, ждал, ждал. А вечером или на следующий день - после ночного дежурства - Стив возвращался, порой молчаливый, порой весёлый, иногда захмелевший после посиделок со сослуживцами. Но возвращался.
В этот раз Стивен не вернулся. Телефонный звонок тревожной трелью нарушил тихие напевы под негромкое радио. Приглушённый голос шефа, простые слова, дававшиеся с трудом. И гудки.
Дождь лил весь день, стуча по крышам автомобилей, брезенту чёрных зонтов, мягкой ткани костюмов. Стекал по лакированной крышке и фотографии, где всё тот же хмурый офицер полиции смотрел на собравшихся. Коллеги в мундирах, предназначенных для торжеств и похорон, родственники тёмной массой стоящие позади церемонии, и шум проливного дождя, смывавшего слёзы с печальных лиц. А после, Джо вернётся в пустую квартиру, ставшую безжизненной и заброшенной, откупорит припасённую бутылку виски, которая предназначалась для годовщины совместной жизни. И сделает один большой глоток, сразу же хмелея. И лишь позже он найдёт аккуратно сложенный листок в белом конверте, где мелким почерком будет написано: "Мне стоило бы научиться нежности. Стать надёжным, сильным, внимательным. И, конечно же, заботливым. Мне следовало бы изменить себя, стать лучше, возвышеннее, обрести крылья, которые ты мне даровал."
Что ты искал?Он ничего не знал об этом городе, ни его истории, ни легенд, что витали среди тёмных грязных улочек, и если бы кто-то решился ему об этом рассказать, то получил бы лишь кривую усмешку. Этот пропахший похотью и кровью город не внушал ничего, кроме презрения, здесь невозможно было довериться кому-либо, не получив при этом пулю в затылок. Здесь убивают наверняка, первый выстрел - в сердце, второй - контрольный. У каждого руки были по локоть в густой жидкости рубинового цвета, от каждого разило тошнотворным металлическим привкусом. Здесь мечты оказывались на свалке разбитых старых вещей, скиданные прежними хозяевами за ненадобностью. Этот городок наводнили реалисты. И он ничего не хотел о нём знать, не хотел вслушиваться в ровные тихие голоса постоянных клиентов в маленькой замызганной закусочной, слушать местные новости, раскрывать газету, на первой полосе которой обязательно будет чьё-то убийство. Его старенький "Мустанг" дожидался у входа, на чёрном матовом крыле зияли неровные контуры дыр в обрамлении оранжево-красной ржавчины, из старых колонок шипя лилась песня, заунывная и тоскливая, отражая жизнь каждого в этом городе. Он ничего не хотел знать об этом месте. Ни его тайн, ни его легенд, ни его историю. Под плотной тканью джинсовой куртки, выцветшей и потёртой, спрятался его верный "Браунинг", заключённый в наплечную кобуру. Стаканчик с остывшим кофе, что сжимали уставшие пальцы, костяшки были содраны в кровь и наспех перемотаны полоской ткани, заменившей бинт. Он взирал на всех исподлобья, встречая и провожая взглядом каждого в этой маленькой, почти пустой закусочной, вдыхая запах подгоревшего масла с кухни. Сейчас было лишь утро. Очередное пасмурное утро, и каждый забегал купить себе дешёвый сэндвич и мерзкий кофе, чтобы по пути на работу испортить и без того поганый день. Он ждал. Минуты тянулись, превращаясь в бесконечно долгую ленту, уходящую в неизвестность, где из глубин рождалось нетерпение, смешанное с раздражением. Рука потянулась под планку куртки и бросила на замызганный столик несколько сложенных купюр. Он не мог больше оставаться здесь. В этом городе не было никаких зацепок того, что он искал, и, поднявшись со стула, накинул на голову капюшон толстовки. Этот город не запомнил его, прохладно встречая случайных бродяг, приходивших сюда в поисках.
***
- Так что ты искал? - откинувшись на почти опущенную спинку, Майки перебирал пальцами гладкие бока последней пачки сигарет.
Водитель неохотно пожал плечами:
- Что-нибудь.
- Что-нибудь что?
- Что-нибудь.
Тихий рык, нервный, раздражительный, лишь мгновение, а после вновь кривая улыбка тонких губ. Он был молод, был горяч и энергичен, он стремился удовлетворить себя, заполнить пустоту внутри, но так же искал что-нибудь, что могло бы ему помочь. Они были разными, он и водитель, непохожими, с разной верой и взглядами на жизнь. Но оба искали, проматывая сотни километров, оставляя позади города, подобные тому, что недавно покинули. Они нигде не задерживались, расходились как только "Мустанг" останавливался у обочины, и вновь встречались, кидая друг другу скупое: "Не нашёл?". "Нет". И снова пыльная нить дороги через бесконечные поля, выцветшие, безжизненные, давно погибшие. Иногда они спали вместе, просто отдаваясь сиюминутному влечению, возникшей буйности и желанию, грубо, порывисто, вжимаясь в неудобные спинки, цепляясь пальцами за шероховатую потёртую кожу салона. Они оба перестали испытывать утренний стыд, никто не говорил о произошедшем, отвлекая своё внимание на что-то другое, незначительное. Они оба искали то, что может заполнить пустоту внутри каждого, что даст им какое-то подобие счастья, и каждый раз случайно выпускали его из рук, стоило отвести взгляд и упрямо сжать зубы, чтобы не чувствовать тонкую сладковатую боль от пережитого ощущения близости.
Святой- Не спишь?
- Угадал, - я улыбнулся, застыв в полуобороте, всё так же держась за оконный проём, откуда смотрел на постепенно засыпающий город.
Разбудил ли его я или он не мог заснуть так же, как и я, - неизвестно, мы просто стояли в разных концах комнаты и молчали, наслаждаясь тишиной. В редких отсветах фар тени тянулись прямыми чёрными линиями ко мне, затем, будто испугавшись, поворачивали в сторону и медленно ползли к моему другу, но тот, кажется, их не замечал. Он всё так же стоял, подперев плечом шкаф-купе, сложив руки на широкой груди и глядя на меня. И этот взгляд был пронизывающим, неестественным, от чего мне пришлось повести плечами и отвернуться. Смотреть в ночную тьму проще, чем в застывшую тьму сердца, что сжалась внутри моего друга. Конечно, он был святым, безгрешным и чересчур милосердным, но что-то в нём было такое, что пугало меня до дрожи, чего я ему никогда не скажу, и от чего теперь стараюсь держаться подальше. Я первым начал его избегать, его речи о праведной жизни, о доброте и боге вызывали лишь приступ панического гнева и желчь, с которой я выплёвывал свои ответы. Другой бы на месте Свэна давно бы вспылил и послал бы меня, но он продолжал улыбаться и смотреть на меня с той любовью, о которой мечтало... Чёрт возьми, о таком человеке мечтает большинство людей нашей маленькой планеты, а он достался мне. Но тьма внутри него меня пугала. Мы более не прикасались друг к другу, стоило ему протянуть ко мне руку, как я шарахался подобно взбесившемуся зверю в сторону, затравлено глядя ему в глаза. Он хотел понять в чём причина, старался помочь мне, просил, даже почти умолял. Но я говорил что всё хорошо, это просто временно.
И как ожидалось, со временем мы разошлись. По комнатам. Разным спальням, где каждый сидит в своём одиночестве. И это длится уже больше полугода. Больше полугода у меня не было с ним ничего, кроме коротких фраз за кухонным столом, когда мы оба собираемся на работу. А секс? Я бывало еду домой по злачным улочкам нашего города, останавливаюсь у понравившегося мальчишки, и тот без лишних вопросов садится рядом со мной, и мы отъезжаем, бывает в дешёвые съемные комнаты, а иногда, если мне вовсе не хочется долго торчать за этим делом, находим укромный закуток и занимаемся любовью прямо в салоне моего "Форда". А затем я возвращаюсь в нашу со Свэном квартиру, снимаю ботинки, и стараясь не шуметь, прохожу мимо его комнаты, где он спит, так и не дождавшись меня. Я замираю, смотрю на его спину в свете луны, и понимаю, насколько же я грязный рядом с ним. И это так же отталкивает меня. В какой-то момент мне не хватает его веры в людей, и я понимаю, что это одна их причин, почему мы стали любовниками.
- Знаешь, ты меня в первые месяцы просто бесил. Чертовски, - позволяю себе улыбку, эти воспоминания скорее грели, чем заставляли стыдиться.
- Ты о том, как пытался избавиться от меня? Называл назойливым сукиным сыном...
- А ты смотрел на меня печальными глазами, продолжая встречать с работы. Как сталкер какой-то.
- Хотя бы не коллекционировал твои стаканчики из-под кофе, как это было с воздыхателем Анны.
И мы смеёмся, в голос, чувствуя вновь привычную лёгкость, которой и покорил меня Свэн. С ним было легко, даже ругаться, он никогда не кричал в ответ, лишь молча выслушивал, а потом обнимал и не выпускал, покуда я не выдохнусь. Он был идеален, умел готовить и каждое утро меня ждал чудеснейший завтрак, даже после нашего этакого расставания он продолжал баловать меня. Он замечательный любовник, умеющий быть как покорным, так и проявить характер, с никогда не было скучно, единственное, что меня раздражало, так это смущение, когда мне хотелось взять его в общественном месте. О таком мечтают многие, этакий принц, правда без белого коня.
- Марк, - я не успел заметить как он подошёл ко мне, лишь вздёрнул голову и встретился с его уже до боли знакомым печальным взглядом, его голова склонена, а ладони легли на мои плечи. Он хотел быть снова рядом, как это обычно бывало. И я бы поддался на это, чтобы вновь ощутить его тепло в полной мере. - я люблю тебя.
- Я тебя тоже.
Но та тьма, плескавшаяся в глубине его зрачков, пугала меня и отталкивала.
Я любил егоОн был молчалив. Высокий, плечистый, вечно с угрюмым выражением лица, где между широких мазков чёрных бровей закралась морщинка. Его руки - руки убийцы, испачканные в оружейной смазке и пропахшие порохом и кровью, въевшиеся в кожу. В этом нет ничего удивительного, только кошмары его перестали тревожить, как и улыбка. Он видел смерть. Как чужих, так и близких, он был на грани, в мутном осознании конца своей жизни, но выживал. Царапал землю онемевшими пальцами и выкарабкивался. Вновь и вновь. Он был тем, кем должен быть. Возможно, не возьми в руки "Беретту", он бы стал превосходным инженером или непревзойдённым актёром, мог бы стать замечательным хирургом или музыкантом, ведь как он любовно перебирает мозолистыми подушечками пальцев стальные струны гитары. Но он выбрал то, чем добывает свой хлеб, не самый правильный, не самый честный, не самый простой.
За что можно было его полюбить? За глубокий тихий голос, когда он нашёптывал что-то на моё ухо, обжигая горячим дыханием тонкую кожу. За, пусть на первый взгляд, грубые ладони, шероховатые и мозолистые, они оглаживают изгиб спины и бедра, сжимают его в миг острого желания. За силу и надёжность, что чувствовалось, когда я всматривался в широкую мощную спину. Я любил его за то, каким он был человеком. Мне плевать кого он убивал и приносило ли ему это удовольствие, скорее всего нет, это было видно в его выцветших голубых глазах, смотрящих на мир с некой болью. Всегда спокойный, собранный, молчаливый. Он не понимал шуток, которые так часто проскальзывали у меня при разговоре. Его можно было смутить, и он верил мне на слово, потому что знал - я его не предам. Этот первоклассный убийца, лучший из немногих, что достигли своей славы, был опытным хищником, выходящим на охоту с одной-единственной целью. Казалось, что его невозможно было застать врасплох, он вечно наготове, вечно всматривался в шумящую толпу, словно искал кого-то. Его цепкий взгляд прожигал душу.
Безупречный. Совершенный. Неумолимый.
Я любил его. Впервые я смог проникнуться к кому-то так сильно, что теперь прихожу на могилу и рассказываю как провёл свой день. Он любил слушать, сидя возле меня и обнимая одной рукой за плечи. Ему нужно было не моё тело, а чувства, которые я ему подарил. Как эти две лилии, лежащие на влажной земле перед серым намокшим гранитом. Шёпот мелкого дождя стучал по раскрытому чёрному зонту, каплями скатывался вниз, застывая на краях. Даже небо не переставало оплакивать его, так же как и я сам. Под боком, в наплечной кобуре была любимая "Беретта", та самая, которую я забрал у него после того, как закончил своё задание.
- Ты знаешь, охота на тебя - лучшее, что было из моих поручений, - прощальная улыбка, доля печали и налёта ушедшей романтики. В моей памяти лишь лучшие воспоминания о нём. О нас. - Возможно, скоро свидимся, Дик.
Я любил его. Любил за то, что он пусть и на краткий миг, но подарил смысл жить.
ПисьмоМне стоило бы научиться нежности. Стать надёжным, сильным, внимательным. И, конечно же, заботливым. Мне следовало бы изменить себя, стать лучше, возвышеннее, обрести крылья, которые ты мне даровал. Но я остался на земле, прижатый обычными днями, монотонными путями, повторяющимися из утра в вечер и наоборот. Мы привыкли быть вместе, потому что это длится так давно. Мы привыкли видеть друг друга просыпаясь и чувствовать горячую кожу во время объятий. И оно настоящее, реальное, отнюдь не выдуманное на листе бумаги, на котором подростки пишут свои несбывшиеся фантазии. Я ощущаю твоё дыхание, что щекочет за ухом, когда я отвлекаюсь и поворачиваюсь к тебе спиной. Чувствую руки, сплетающиеся пальцы, что заключают меня в кольцо объятий, нежных и трепетных. Потёртое золотое обручальное кольцо - недействующий в законе брак, но важная вещь для нас двоих. Внутри твоего - гравировка, сменившая неаккуратные царапины, что ты сделал сразу после покупки. Мы становимся старше, становимся мудрее, опытнее, и ближе друг к другу. Ты чувствуешь, как бьётся моё сердце? Как оно стучит в отсутствии тебя, где-то за несколько тысяч километров, когда я вынужден уехать? Как разрывается от...
- Бред, - Стив нервно дернёл губой, отшвыривая от себя ручку. - И зачем я только это затеял?
- Затеял что? - раздалось с кухни.
- Не важно.
Джо лишь пожал плечами, стягивая за один конец белоснежное полотенце, на котором была маленькая кайма бахромы, улыбнулся, словно резкие слова, брошенные ему, были простой шуткой, и скрылся на кухне. Он был супругом Стивена более десяти лет, ещё пять они жили как любовники, и за эти годы успел притерпеться к непростому характеру своего возлюбленного. Вспыльчивый, громогласный, наполненный энергией, офицер полиции Стив Стивенс не был мастером высокого слова, не был он и сдержанным джентльменом, всякий раз жаля точно в сердце. Но Джошуа любил его таким, какой он есть, без купюр, масок, притворства. Даже остроты, которые срывались с губ любимого, больше не жгли душу, сея обиду и сомнения. Пятнадцать лет хватило для того, чтобы приоткрыть завесу и заглянуть в самую душу Стивена.
- Завтра ужин у миссис Престон. Она сказала, что мы обязательно должны прийти.
- Я отпрошусь у Уилла, - Стив даже когда ел неосознанно хмурился, глядя на тарелку перед собой. Всегда собранный, серьёзный, казалось, что он никогда не улыбается, но Джо знал его не только таким, оттого наблюдал за мужем, слегка склонив голову вбок. - Ничего не обещаю. Сейчас самый завал. Все с ума посходили.
- Всё так плохо?
- Помнишь Роджера. Такой, полноватый. У него ещё усы щёточкой. Ну, он к нам приезжал на Рождество, поздравлял. Помнишь? Его подстрелили на той неделе, - Стивен вздохнул, посмотрел на недоеденный суп, и отодвинул от себя тарелку. - Говорят, выкарабкается. Как найду этого ублюдка, я...
- Стив.
- Да, завтра у миссис Престон. Я помню.
Он тяжело поднялся, тихо пожелал спокойной ночи, и направился в спальню, куда Джо придёт позже, когда закончит все дела на кухне, ляжет рядом со своим супругом, чувствуя его сильную широкую спину, и обнимет, чтобы до самого утра не отпустить. Каждый раз, когда Стивен уходил на службу, Джошуа боялся, волнуясь за него, нервно покручивая потёртое золотое кольцо на безымянном пальце, и ждал, ждал, ждал. А вечером или на следующий день - после ночного дежурства - Стив возвращался, порой молчаливый, порой весёлый, иногда захмелевший после посиделок со сослуживцами. Но возвращался.
В этот раз Стивен не вернулся. Телефонный звонок тревожной трелью нарушил тихие напевы под негромкое радио. Приглушённый голос шефа, простые слова, дававшиеся с трудом. И гудки.
Дождь лил весь день, стуча по крышам автомобилей, брезенту чёрных зонтов, мягкой ткани костюмов. Стекал по лакированной крышке и фотографии, где всё тот же хмурый офицер полиции смотрел на собравшихся. Коллеги в мундирах, предназначенных для торжеств и похорон, родственники тёмной массой стоящие позади церемонии, и шум проливного дождя, смывавшего слёзы с печальных лиц. А после, Джо вернётся в пустую квартиру, ставшую безжизненной и заброшенной, откупорит припасённую бутылку виски, которая предназначалась для годовщины совместной жизни. И сделает один большой глоток, сразу же хмелея. И лишь позже он найдёт аккуратно сложенный листок в белом конверте, где мелким почерком будет написано: "Мне стоило бы научиться нежности. Стать надёжным, сильным, внимательным. И, конечно же, заботливым. Мне следовало бы изменить себя, стать лучше, возвышеннее, обрести крылья, которые ты мне даровал."
@темы: Творчество пёсика